Медведь/Кошка. ловим лулзы с броманса хддд
много вкусного
Подходящего момента Кошка выжидал долго.
То Синица рядом крутилась (и что ей все неймется?), то глаза мозолил этот нервный комок перьев, Шай (хотя его легко можно было спугнуть, напустив на себя томный вид, причмокнув губами и сказав: "аах, какой сладенький!"), то внезапно налетали все втроем, включая затюканного Снегиря, который, вообще-то, предпочитал Медведя обычно обходить за километр и не попадаться ему на глаза.
И вот, слава Небесному, наконец общество вокруг Медведя рассосалось, как ушная пробка - от солевой примочки, и Кошка, для верности пару раз отжавшись, тяжело вздохнул и продефилировал к Кохабу, сжимая в смуглых пальцах какую-то тряпку.
- Эй, чел, - сказал Кошка и потрогал Медведя за плечо.
Взгляд у того не внушал уверенности в завтрашнем дне, но Кошка погасил его своей динамитной улыбкой.
- У меня к тебе вот какое дело, - продолжил он нерешительно и почесал пальцами в дредах. Кохаб за этим проследил с интересом, как будто ждал, что сейчас оттуда брызнут блохи. Или мятные леденцы - уж черт знает, что можно спрятать в таких волосах - может, пару подарков ко Дню Рождения?... "Вот стервец," - подумал Медведь не к месту, но очень к Кошке. - Я знаю, что жить мне осталось не так-то долго... - тут Медведь вскинул бровь очень живописно. Кошке в жесте почудился восторг, но разозлиться он пожелал попозже. - И я не знаю никого другого, кто мог бы мне помочь. То есть, ты, конечно, тоже не вариант, -он утешительно похлопал Кохаба по плечу, как будто говоря: "Не расстраивайся, по крайней мере, миссис Медведь довольна!", - но не Снегиря же мне об этом просить, в самом деле... в общем...
Кошка прокашлялся. Вытянул вперед руки со своим тряпьем и вложил его в кохабовы ладони. И заговорил гнусаво, нараспев:
- Когда я стану совсем невыносим и скорчусь под гнетом старости; когда лицо мое, прежде такое прекрасное и живое, искусают уродливые морщины, когда со мной нельзя будет находиться в одной комнате, не зажимая ушей... и, возможно, носа - всякое же бывает, да? В общем, когда все это случится, я прошу тебя задушить меня моими портками.
Кошка улыбнулся очень невинно и трогательно и сказал:
- В честь Небесного. Ну, и кое-какой символики.
Медведь раскрыл пальцы и посмотрел на скомканные штаны Кошки. Вид у них был такой, как будто их пожевали, а потом вернули естественным путем - но об этом Медведь Кошке говорить не стал. Слишком был благодушен нынче.
- Значит, уже можно? - спросил он вместо этого и натянул штаны между сжатыми в кулак ладонями.
Кошка посмотрел на него, как на безнадежного идиота.
- Кстати, если ты будешь так много паясничать, твое лицо уже через пару месяцев станет похожим на кроличью попку.
- Много кроличьих попок повидал, умник?! - Кошка выхватил у Медведя свои штаны, скомкал их снова и засунул комок подмышку.
Потом глянул исподлобья и свирепо добавил:
- Вот приду к тебе ночью и отхлестаю этими портками. А ты еще о продолжении умолять станешь...
Медведь только посмеялся.
Да, откровенно говоря, Медведю жарко и неуютно, но он не знает, как облегчить свои страдания, потому что уже голый. И звучит это, может быть, неадекватно, но Медведь на побережье у Океана - а, значит, можно.
Другое дело, что он там не один. Припереться на импровизированный пляж им вздумалось всей компанией.
А потому здесь и неприлично одетая Синица, и полубезумный Кошка с собранной в хвост волосней, и Снегирь, белее касаточьего пузика, сидящий в одиночестве под сплетенным из сырого льна и оттого воняющим зонтиком, и Шай, который от греха (от Кошки) подальше не стал перекидываться в человека, а уселся на зонтик сверху.
Медведь, разлегшийся на песке в относительном тенечке, флегматично наблюдает, как Кошка с воплями несется в воду и Синицу с собой за руку утягивает. Как он падает в волны пластом, не прекращая орать, а Синица замирает у берега, где холод достает ей до колена, обнимает себя руками и визжит в ужасе, когда ледяные брызги летят на нее из-под кошкиной задницы.
Медведь закрывает глаза. Думает: "Сумасшедший дом". И проваливается в сладкую дремоту - минут эдак на пятнадцать.
Когда он приходит в себя, под глазами чернит от яркого солнечного света. Синица, с глянцевой от воды кожей, садится в песок рядом с братом. Кошка срывает резинку и трясет своими лохмами, разбрызгивая воду и... и еще что-то... Медведь никак не может разглядеть...
Взбрызгивают до неба, глухо звякают и падают на песок мятные конфетки. Бело-зеленые, с крученым узором. И падают, падают, падают. А Кошка треплет волосы ладонями, распевая свою пиратскую похабщину в полный голос, и все сыплются оттудя полосатые леденцы...
"Бля, - думает Медведь, поднимаясь на ноги, - пойду просплюсь..."
Синица месит тесто. Туда-сюда, туда-сюда.
С запахом теплого молока и ванильной пудры, сахара и талой муки. Ее пальцы исчезают в гладком, масленом шаре и появляются снова. Пальцы сминают толстые бока шара, проминают внутрь и растягивают снова.
По правую руку от Синицы сидит Медведь. Иногда косится мрачно в плошку, в которой происходит кровавая расправа, но вообще-то он занят чтением. Читает рукопись из обыкновенного бумажного блокнота - купил за сорок серебряных с рук у какого-то голубого эльфа, поддавшись его обещаниям сногсшибательного сюжета.
Гадость, а не книга. Ни одной постельной сцены за четырнадцать страниц.
По левую руку от Синицы на стуле раскачивается Кошка (причем, кажется, и Синица, и Медведь хотят заставить ножки стула телепатически подломиться). Перед ним на столе ничего нет, кроме миски с мукой и венчика.
Медведь смотрит, как дреды Кошки рассекают воздух и время от времени приземляются в миску с мукой.
Он отрывает кусочек от страницы своей галимой рукописи, берет с тумбы карандаш и пишет:
"Волосы иногда надо мыть, кстати. Если ты не знал." - и передает бумажку Кошке, невзначай, как врачебный рецепт.
Смотрит, затаив дыхание, потому что если бы его спросили, он бы, наверное, сказал, что Кошка читать не умеет.
Кошка берет бумажку по-бабски, двумя пальцами - кривляется; Медведь картинно прижимает ладонь ко лбу.
Кошка читает написанное (Медведь смотрит во все глаза: боже, он УМЕЕТ ЧИТАТЬ?!). Ухмыляется от уха до уха. Потом протягивает руку.
Медведь думает, что Кошка хочет карандаш для ответа, и с готовностью отворачивается, чтобы взять его.
Когда он поворачивается обратно, Кошка швыряет ему в лицо горсть муки. Медведь отфыркивается и яростно трет белое лицо; смотрит на Синицу: "Что ты ждешь, дай ему по роже этим венчиком!".
Синица отвечает ему тяжелым взглядом кухарки. И Медведь решает расправиться по-свойски: тянет руку к плетеной корзинке, в которой лежат яйца, вытаскивает то, что покрупнее, разбивает его себе в ладонь и кидает Кошке в его нахальную гадкую морду.
Кошка визжит с примесью восторга и возмущения, трясет головой. Яйцо разлетается по всей кухне, и Медведь думает: "Радуйся, идиот, что на Синицу не попало".
Тогда Кошка делает ладони корабликом и погружает их в муку. Вытаскивает с горкой, гыкает с чувством и швыряет в Медведя.
Волосы у Медведя белые. По крайней мере, пряди у лица. Лицо - тоже, а еще мучная пудра осела бабьей вуалью на ресницах.
Он бодро крошит в ладонях еще два яйца и брызжет ими через стол в Кошку.
- Ну, все! - звереет Синица и, вынув руки из теста, отвешивает им обоим по такой оплеухе, что и Кошку, и Медведя почти втыкает носом в стол - откуда столько сил? - Идите отсюда оба, как малые дети!
- Он первый начал! - врет Кошка слезливым мальчишеским голосом, а сам молниеносным движением вскакивает из-за стола, хватает миску с мукой и бумажку, а, проходя мимо Медведя, встает у тумбочки, нарочно отклячив в его сторону зад, и пишет что-то карандашом по бумажке. Потом показывает ему средний палец на прощание и уходит.
Медведь читает: "Через пятнадцать минут на заднем дворе, при полной готовности к бою и к позорной смерти. Это война!"
Медведь довольно улыбается, когда стягивает со стола корзинку с яйцами. Потом, подумав немного, берет еще и венчик.
Да, черт возьми, это - война!
Медведь думал, что был готов к любым потрясениям. О подарках Кошки в этом доме слагали легенды. Синице он однажды подарил нечто, удивительно похожее на член, Снегирю - набор для вышивки по льну, а в комнату к Шаю заявился с пустыми руками, зато перевязанный атласными ленточками.
Так что вполне можно было объяснить, почему Медведь косился на сверток в пальцах Кошки с большим подозрением. И не торопился разворачивать, когда Кошке наконец удалось впихнуть его Медведю в руки.
- О Боже, - выдохнул Кошка с притворным ужасом и сделал большие глаза. - Ты, наверное, не умеешь бантики развязывать? Смотри, это просто, я тебе покажу...
- Заткнись, - попросил Медведь хмуро и глубоко вздохнул, прежде чем разворачивать подарок.
В свертке лежала какая-то книжица и маленький выточенный из дерева медведь, стоящий на задних лапах, с продетой через голову вощеной нитью в несколько сложений. Под книгой, правда, шуршало что-то еще, и Медведь, заглянув под нее, слегка потерялся в пространстве и времени.
Это была пачка леденцов. Обычных мятных конфеток, очень популярных на этом побережье. Плоских кружочков в два цвета - зеленый и белый.
- Из волос натряс, да? Удобно... - потусторонне восхитился Медведь, рассматривая леденцы опустошенным взглядом.
- Эй, - позвал Кошка взволнованно и дотронулся ладонью до кохабовского лба, - ты упал?
- Нет, - сказал Медведь и отстранился от горячей кошкиной руки. - По крайней мере, не каучуковый член... Спасибо, Кошка. Я люблю эти конфеты, - и попытался состроить любезную улыбку. Получилась гримаса мученика, но Кошка, вроде бы, не заметил.
- Да, с членом получилось неудобно, - согласился он, покачав головой. - Ну, откуда ж я знал тогда, что вы с ней вместе?
- Кошка, - сказал Медведь с видом человека, общающегося с полным дебилом, - это было сегодня утром.
Кошка посмотрел на него странно и ухмыльнулся.
- Вот я и говорю. Ладно, бывай!
И оставил Медведя наедине с горящим следом своей ладони на лбу и мятными волосистыми леденцами в свертке.
Когда Синица с Медведем спускаются на кухню, вид у них у обоих донельзя мрачный. Снегирю даже хочется им поведать, что он совсем не вяжется с ночными синичкиными ахами, но его пугает одна мысль о том, что Медведь в ответ начнет пересказывать все в подробностях.
- Я отвратительно спала, - говорит Синица агрессивно, и непонятно, к кому она обращается. - Мне снилось, что ночью к нам с Кохабом в постель забралась эта лохматая паскуда.
Снегирь понимающе кивает. Много ли на побережье лохматых паскуд?
Нет, всего одна - Кошка.
Но он все равно спрашивает робко:
- И что она делала, паскуда-то? Надеюсь, просто лежала бревном?
Синица глядит на него злобными звездочками глаз из-под тени, залегшей под челкой.
- Нет, - произносит она мрачно и пояс халата потуже завязывает. - Паскуда... паскудила.
Медведь ставит чашку с чаем на стол. С грохотом. Видимо, настроение у него жуткое - даже к Снегирю не лезет.
- Мне то же самое снилось, - вздыхает он и поглаживает ручку чашки большим пальцем. - Та же паскуда в нашей постели. Паскудничающая...
Снегирю сглатывает:
- А вы это... уверены, что паскуда вам приснилась?
Синица с Медведем переглядываются. Она теребит пояс халата, он гладит свою чашку.
- Уверены, - отвечает Медведь, наконец, за двоих, когда по кухне пулей проносится сама лохматая паскуда.
- С добрым утром, сладенькие, - воркует Кошка, остановившись за их спинами, закинув руки им на плечи и попытавшись зависнуть в воздухе, оторвав ноги от пола.
Лицо у Медведя каменное, Синица замерла с кохабовой чашкой в руках.
- Вам же понравилось, ребята? - говорит Кошка томно и, прикрыв глаза, трется носом сначала о синицыно, потом о кохабово ухо.
Синица давится чаем, которого успела глотнуть. Снегирю приходится вскочить и похлопать ее по спине.
- Да я шучу, шучу! - визгливо смеется Кошка и отскакивает на бесопасное расстрояние от угрожающе скривившего рот Медведя. Кошка засовывает руку в вазочку с мармеладками, кладет целую горсть в рот и, нарочно причмокивая, уходит к лестнице, откуда орет:
- Шай, золотце, а ты, оказывается, такой темпераментный! Я уже несу тебе кофе в постель!..
На этот раз давится уже Медведь, и Синица сочувственно хлопает его между лопаток.
- Расслабьтесь, я снова пошутил, - произносит паскуда голосом миротворца.
И думает, что если бы взгляды умели убивать, то сам Кошка давно бы валялся на заднем дворе, многократно мертвый.
Но взгляды убивать не умеют.
А поэтому Кошка, насвистывая песенку о человеке, у которого были скрюченные ножки, взбирается по лестнице через две ступеньки.
Навестить старого пернатого друга.
Сначала Шаю действительно казалось, что нет ничего лучше, чем в жаркий денек, когда лето в разгаре, усесться в широкой прорехе между ветвями векового дерева, растущего за домом, и греться в переливчатой наливной тени. Здесь можно было даже скинуть тесные перья и стать человеком, привалиться спиной к стволу и на какое-то время расслабиться.
А потом о маленьком секрете Шая узнал Кошка. Отношения с которым у них и без того были такие сложные, что, едва заслышав энергичную кошкину поступь, Шай становился вороном и улетал так далеко, как только мог.
Развилка ветвей этого мускусного, ароматного дерева приносила покой.
Вот почему Шай чуть не навернулся с ветки, когда с веранды ему помахал длиннопалой ладонью неприятно озорной Кошка.
Сглотнув, Ворон старался смотреть четко перед собой.
Только не ему в глаза тольконевглаза невглаза...
Когда Шай повернул голову снова, Кошка сморгнул очень медленно, улыбнулся одними зубами, а потом, раскрыв пасть и высунув ненормально длинный язык, с чувством провел им по своей линии рта.
Отвернулся Шай так быстро и так резко, что у него клацнули сухие косточки под ухом. И пальцами, повлажневшими, в кору дерева вцепился с такой силой, что на ладонях остались следы.
Шай сказал себе: "Ты будешь умной птицей и не станешь глядеть на этого психопата. Тогда он уйдет".
Сказал - и тут же посмотрел.
Кошка поднес ко рту кулак, а сам пихнул себя в щеку кончиком языка изнутри. Несколько раз. Как будто только этого и ждал.
И глаза у него были необычно-радостные. Так и искрились чувством собственного великолепия.
Шай тихонько заскулил себе под нос. И спрятал лицо в ладонях.
С веранды заржали совершенно неблагородным хохотом. Встали на ноги и, судя по эху шагов, ушли.
Правда, Шай все равно услышал, как, войдя в дом, Кошка поймал кого-то (судя по звукам - Снегиря) и сказал ему: "Обожаю этого парня!"