а я тоже написала крипи!
оно, конечно, совсем не страшное, но все же!
читать дальше
Знаете, я ведь с детства не верил в эти истории о привидениях и прочей чертовне.
«Духи умерших где-то с нами рядом», говорите вы? Чушь собачья. Я точно знаю, что мои отец с матерью и маленькая сестренка, храни Господь их души, сейчас где угодно – только не рядом со мной.
Когда летом мы с мальчишками оставались на пару недель в пришкольном лагере, ночами, естественно, только и делали что рассказывали друг другу страшилки.
В истории о том, как на веранде проскользнула полупрозрачная тень, или как предметы в гостиной стали неожиданно парить в воздухе, я не верил.
А вот рассказы о том, как группу охотников в лесу убил и обезобразил до неузнаваемости какой-то жуткий монстр, казались мне правдоподобнее. Монстры – это еще другое дело. В конце концов, те же медведи, которые в здешних лесах изредка встречались, разве не могли когтями и клыками изуродовать людские лица и тела?
Могли, скажу вам с уверенностью.
Я видел шрамы моего отца, которые оставила ему медвежья лапа.
Как будто смотришь на пропаханное поле с высоты птичьего полета.
К тому моменту, о котором я хочу рассказать, все эти лагерные байки уже, слава богу, позабылись. Да и со временем я стал затворником: работал сутки через двое, чтобы обеспечить себя только самым необходимым, из дома в остальное время почти не выходил, к телевизору и газетам обращался редко. Иногда ко мне заходила пара-тройка приятелей – неплохие ребята, с которыми я познакомился месяца четыре назад, только переехав сюда, но настоящими друзьями мы с ними так и не стали.
Мы рассаживались в моей скромной гостиной, потягивали прохладное пиво и в основном молчали. Иногда кто-то робко высказывал свое мнение о последнем бейсбольном матче или о перспективе съездить на уик-энд к речке, искупаться, пока тепло. Его реплика, как правило, встречалась молчанием – такая уж была у меня в доме атмосфера.
Однажды, когда на улице сгустились тучи и брызнули первые капли легкого дождика, один из этих ребят – я назову его Роем, хотя, разумеется, его звали не так; но какая разница, если этим именем я буду только обозначать его реплики? – вместо обычного комментария о погоде сказал очень странную вещь.
- Я же тут живу уже шестнадцатый год, - сказал Рой, ни на кого конкретно не глядя, рассматривая бутылку с пивом, зажатую в пальцах. Рою было около сорока, хотя выглядел он лет на десять старше из-за лысины на макушке и морщинистого подбородка. – И почти все это время ходил на работу мимо оврага, того, что за железнодорожными путями, знаете его?
Все закивали, и я в том числе. Я работал на заправке и иногда ходил разменивать деньги к знакомому в супермаркет, через квартал – идти приходилось вдоль железной дороги, и мельком я замечал этот самый овраг. Он был очень глубоким, наверное, футов в двадцать, и на дне плескалась невысыхающая дождевая вода, хотя дожди здесь, в этой части штата, были редкими гостями. Очень крутые склоны оврага осыпались влажными, жирными комьями земли. Я нередко гадал, откуда он тут появился, но так ни к чему и не пришел. В конце концов, это был просто овраг.
- Так вот, - продолжал Рой, - я столько лет думал, что ничего в этой дыре особенного нет. Пока не услышал, - он посмотрел на нас и качнул бутылкой, - одну жутковатую, честно вам скажу, историю.
- И где ты ее услышал? – спросил кто-то рядом со мной.
- Да, и что за история? – поинтересовался еще кто-то.
Лампочка на потолке моргнула и зазвенела, как будто ей-то уж точно эту историю слушать не хотелось. Впрочем, это было лишь короткое замыкание. С электричеством в моем доме дело обстояло ни к черту. Как и с водопроводом.
Рой поглядел на вопрошающих покровительственно. «Успокойтесь, парни, и слушайте внимательно: сейчас я вам все расскажу». Он уселся поудобнее. Все с него не сводили глаз, а меня это уже понемногу начало раздражать.
- На прошлой неделе я зашел на почту, чтобы забрать посылку от своей сестры, из Массачусетса, - говорил он нарочно таинственно, медленно перемещая взгляд с лица на лицо своих верных слушателей. – Сейчас с этими посылками возиться еще приходится, кучу бумажек подписывать – не то, что раньше. Да и ручек у них в здании никогда пишущих нет, а свою я в тот день прихватить забыл. Стоял, хлопал себя по карманам, как дурак, и думал, что из-за чертовой бюрократии опоздаю на работу, и шеф с меня шкуру спустит. Как вдруг кто-то протянул мне ручку, как будто точно знал, чего я ищу; я поднял голову и увидел перед собой девочку, лет семнадцати, в инвалидной коляске. «Вам, сэр, наверное, нечем заполнить бланк», - сказала она мне, и я, признаюсь, не сразу сообразил, что ей можно ответить. Ручку я, конечно, взял, поблагодарил ее и очень быстро расписался на бумажке, готовый теперь получить свою посылку и отправиться восвояси.
Что-то меня удержало. Не то желание показаться в глазах этой девочки бравым героем, не то что-то еще. Я сказал: «Если Вам неудобно дотягиваться до окошка, мисс, я мог бы Вам помочь, - и соврал: - Я как раз никуда не спешу».
Она показалась мне смущенной и очень благодарной. Заполнила свой бланк, и, подав его в окошко, я забрал для нее тоненький, совсем легкий конверт.
Наверное, я глаз не сводил с ее инвалидного кресла, потому что, пряча конверт в сумку и даже не глядя на меня, она спросила: «Вам, наверное, интересно, почему я в коляске?». На что я незамедлительно: «Что Вы, мисс, интересоваться такими вещами вот так, запросто – невежливо. Но если Вы мне об этом расскажете, я выслушаю Вас, от первого, до последнего слова», - чем-то она меня очаровала, очевидно. Я, каюсь, даже про работу позабыл.
Она закусила губу. И предложила мне присесть за один из этих крохотных столиков, какие бывают на почте; все равно утром ими никто не пользуется, люди только толкутся на ногах у окошек и ругаются друг с другом. Я ничего против не имел, поэтому опустился на стул у столика в самом дальнем углу (я хотел помочь ей и оттолкать ее коляску, но она дала мне мягкий, но решительный отказ).
Она мялась немного, как будто ей было трудно начать. Я уж было хотел ей сказать, что, может быть, об этом пока рассказывать не стоит, когда она заговорила тихонько о том, как пару лет назад возвращалась с матерью с соревнований по гимнастике (слышать такое от девушки в инвалидной коляске было немного странно). Соревнования эти проходили за городом и закончились поздно, поэтому для участниц из разных городов были оплачены автобусы, которые без проблем довезли бы их до дома. Это был самый обычный автобус, какие иногда бывают при школах – желтый, с продавленными сиденьями и узкими черными полосками вдоль боков. Ехать предстояло часа полтора максимум, хотя уже минуте к двадцатой неспокойной поездки по ухабистым междугородним дорогам почти всех пассажиров сморил сон, и они дремали, откинувшись на спинки сидений.
У развилки, знаменующей въезд в город, автобус свернул направо и двинулся вдоль железной дороги – той самой, парни, за которой чернел овраг, о котором я вас только что спрашивал, - Рой сглотнул и оглядел нас, затихших и сидящих полукругом; даже меня его рассказ в какой-то степени увлек. – И до самой первой остановки оставалось ехать минуты три, может, пять, когда девочка, моя рассказчица, проснулась внезапно, как он плохого сна. И, глянув по сторонам, увидела, как что-то большое и мохнатое заглянуло в окно, моргнуло темно-рыжими, как ведьминские костры, глазами, и отпрыгнуло в сторону. Оно смахивало на очень большую собаку, размером с сам автобус, только голова казалась просто отростком с глазами – без ушей, носа или пасти. Или девочка просто не разглядела их в темноте.
Как бы то ни было, кажется, что не она одна заметила странную тварь около автобуса. Забормотали другие гимнастки в салоне, нервно озираясь. Кто-то прилип к окну, кто-то, напротив, отпрянул от него. За стеклом длинными царапинами тянулись сосны, редеющие по дороге в город. Обнятые темнотой, они пестрели только игольчатыми руками на фоне сияющего ночного неба. Возможно, она бы подумала, что ей, как и другим, показалось, и до конца своей жизни она бы верила в это. Если бы это существо не показалось снова, скакнув на их автобус.
«Оно появилось как будто из ниоткуда. Я не могу сказать, что оно выскочило из сосен, или прыгнуло сбоку, сверху или откуда-то еще... – девочка заламывала пальцы, как будто то, о чем она рассказывала, пугало ее до сих пор. – Оно ударилось телом о бок автобуса, и это был удар такой силы, что автобус не завалился на землю, а пролетел по воздуху не меньше шести футов, прежде чем стукнуться крышей о рельсы так, что на ней выросла поперечная вмятина. Это была мешанина из скрежета железа и людских криков; сама я вцепилась в спинку сиденья, стоявшего впереди. От толчка его как будто бы выкорчевало из пола, и оно навалилось на меня, защемив мне ноги – в каком-то смысле, это спасло меня от падения и верной смерти. А то, что сшибло нас, не унималось; мне даже показалось, что уродливая лапа, покрытая клочковатой шерстью, с парой гигантских гнойников и крючковатыми когтями, просунулась в разбитое окно. Потом это существо, наверное, пнуло автобус еще раз, потому что он накренился и покатился кубарем в овраг…».
Рой отставил бутылку в сторону. Сцепил пальцы. Руки у него вздрагивали, как будто он сам лично был там, в том автобусе.
- Она считает, что ей повезло куда больше, чем всем остальным. Автобус сплющило с боков, когда он упал, и ее совсем сдавило в железных складках; одна такая передавила бедняжке позвоночник, отчего она больше никогда не смогла ходить. Но это животное, точнее, эта тварь, которая так и не успокоилась и полезла в овраг следом за автобусом, наверное, подбирать и пожирать выпавших, не почуяла ее. Она проходила совсем рядышком, и бедная девочка, должно быть, чуяла, как несет у этого людоеда из его мерзкой пасти, - но она осталась в живых, - Рой посмотрел на нас с неким торжеством, которое лично я счел абсолютно неуместным. Стать инвалидом вместо того, чтобы пропасть в глотке дикой твари? Это сомнительное «выживание»…
Впрочем, я не стал говорить об этом Рою, и он закончил свой рассказ так:
- Она сказала, что кто-то из прохожих обнаружил идущий из оврага дым спустя минут двадцать. Твари там уже не было, поэтому тот прохожий сразу же вызвал скорую помощь и полицию. Вытащить живыми удалось троих – водителя автобуса, мою рассказчицу и еще одну девушку. Водитель погиб несколько позже, уже в больнице, от обширного внутреннего кровотечения, а вторая девушка лишилась руки. Моя мисс, как вы поняли, поплатилась за спасение способностью ходить. И, в сущности, это все, что я хотел рассказать вам про тот овраг, - Рой откинулся на спинку дивана и закурил, хотя знал, что мне, как некурящему, это очень не по душе. – Что совсем недавно в городе завелась какая-то плотоядная тварь.
- А что стало с этой мисс? – спросил кто-то потерянно после долгой паузы.
Рой отсалютовал ему сигаретой:
- Ничего, мы посидели еще немного, а потом она ушла. Уехала, то есть. Даже телефона не оставила.
- И ты действительно веришь в то, что какое-то невиданное лесное чудовище напало на автобус с гимнастками? – подал голос я, стараясь звучать не слишком скептично, потому что эти ребята, с которыми я тут сидел, так впечатлительны, что любое мое сомнение воспримут, как личное оскорбление. – Не думаешь ты, что это был, к примеру, медведь?
- Медведь? – переспросил Рой насмешливо и придавил сигарету в пепельнице. – Думаешь, медведь станет выпрыгивать ночью из леса, и у медведя хватит сил ударить автобус так, чтобы тот пролетел над землей?
- Девочка наверняка переволновалась, - возразил я. – Она могла… преувеличить.
- Эй, - сказал Рой, наклонившись ко мне, – скажи-ка, знаешь ли ты какое-нибудь лесное животное, которое способно одним движением лапы сбить добротный автобус?
Я помолчал немного. Отвел взгляд, не понимая, к чему он клонит.
- Нет, - признал я нехотя, - я не знаю таких животных.
- Вот и я о чем, - произнес мой оппонент мрачно и вернулся в прежнее положение.
В общем, тем вечером так ничего путного больше и не произошло. Дождь усилился, и, вопреки всем законам логики, ребята засобирались по домам. Я не стал их задерживать: мне было чем заняться и в одиночестве.
Ночью спалось мне плохо. Несмотря на дождь, все равно было ужасно душно – как в доме, так и снаружи. Я распахнул окна настежь, наплевав на то, что к утру с улицы на пол натечет до целой лужи. И улегся на диване, который был у меня развернут как раз лицом к открытому окну в гостиной.
Проснулся я от того, что майка, в которой я спал, промокла насквозь. С лица у меня почти что тек пот, я дышал тяжело, как будто у меня была температура, или мне приснился очень страшный и очень долгий кошмар. Лежал я на спине, передо мной был потолок, а вокруг витала такая мертвая тишина, что мне стало не по себе. Я решил сходить и умыться, чтобы смыть с себя липкий пот и заодно освежиться – помните, я говорил, что водопровод здесь ни к черту? Я имел в виду, что кран с горячей водой работает исключительно днем. Ночью можно исключительно что «освежаться».
И как раз тогда, когда я сбросил ноги с кровати и развернулся лицом к окну, чтобы встать, я увидел, что с улицы на мой подоконник забирается что-то гигантское, покрытое грязной бурой шерстью, торчащей сальными иголками.
Я, признаюсь честно, сел столбом и не мог пошевелить и кончиком пальца. Эта тварь отдаленно напоминала гигантского йети, вставшего на четыре лапы. Морды у него как таковой не было, небольшой шарик головы крепился на по-птичьи длинной шее, в шерсти на которой виднелись кровящие проплешины. Передние лапы, перекинутые через подоконник, расположением пальцев были похожи на человеческие руки. В комнате пахло так, как пахнет, если у вас есть большая собака, и, гуляя с ней, вы оба попали под дождь. Запахом мокрой собачьей шерсти, но при всем при этом это существо явно не было собакой. Не было оно похоже и на медведя, превосходя его в размерах как минимум в дважды.
Когда это животное поняло, что, если втискиваться с лап, ничего у него не получится, оно отошло от окна на несколько шагов – и я увидел непомерно раздутые бока, толстые, как воздушный шар. Шерсть на них висела клочьями, как если бы ее приклеивали к голой коже строительным клеем. В прорехах виднелась светлая кожа, то тут, то там в ранках и царапинах.
Оно повернуло к моему окну голову, и я увидел торчащие среди густой шерсти глаза – совершенно человеческие, если не считать цвета и размера, той же формы миндальных орехов, с белком по краям, круглым подрагивающим зрачком и темными ресницами. Цвета они были точно такого, как описала эта девушка из рассказа Роя – темно-оранжевые, как кожура подгнившего апельсина.
И если раньше я недоумевал, почему эта тварь не издает ни звука, то теперь до меня дошло: у него просто нет пасти. Кажется, под глазами чернели дырки ноздрей, но рта у него не было, и… что же оно делало с теми, кто погиб в том автобусе, если не жрало их?
Оно отошло еще немного назад.
С явным намерением идти на таран.
Я вскочил с дивана так резко, что споткнулся и едва не упал. Подскочил к стене и снял с нее ружье – еще отцовское, приятно-тяжелое – сейчас таких уже не делают.
Его голова раскачивалась на длинной шее в каких-то трех-четырех футах от меня. Оно сумело просунуться между отворенными рамами. Я не знал, что ему надо, но на меня пахнуло запахом мертвечины, мокрой собачьей шкуры и еще черт знает чего. Отвратительные человечьи глаза с закатившимися зрачками вздрагивали ресницами.
Тогда я (не знаю, откуда во мне вдруг появилось столько уверенности) вздернул ружье себе на плечо и выстрелил, едва не промазав мимо курка.
Целился я прямо в один из его мерзких глаз. И не промазал.
Когда я был маленьким, у меня был знакомый по младшим классам, который любил отыскивать после дождя червей и протыкать их остро заточенной спичкой. Они корчились и извивались, но не издавали ни звука, потому что у них не было голосовых связок.
То же самое видел я сейчас с этим чудовищем. По его шее пробежала многоногая судорога. Оно вскинулось, задергалось и сжало веки над раненным глазом, брызнув мне на пол темно-красной кровью. И начало медленно вылезать из моего окна.
Я уже успел подумать, что сейчас оно убежит туда, откуда пришло, и больше не будет меня трогать, когда оно, вытянув голову с шеей на улицу, просунуло меж ставней свою ободранную руко-лапу и грохнуло ею об пол. Загребло когтями, пошевелило пальцами до ужаса по человечески. Межу когтей у него застрял кусок джинсы – наверное, курточка или штаны какой-нибудь из несчастных жертв…
Я перезарядил ружье. И предупредительно пальнул твари между пальцев.
Гигантская лапища вздрогнула и скрылась в окне. Медленно ослаб запах псины и крови – остатки только вздрагивали в стенах моего дома, потому что пол был заляпан кровью и зловонной слизью, натекшей из раненного глаза.
Я даже не пошел умываться. Рухнул на диван и просидел там до утра, спрятав лицо в ладонях.
С того самого дня не прошло ни одной ночи без того, чтобы оно не являлось ко мне в гости. Исправно заглядывало в одно и то же окно, и, хотя с тех пор я оставлял его закрытым, в день своего второго визита оно вышибло мне стекла вместе с деревянной рамой. Оно не пыталось пробраться внутрь или загрызть меня сразу же; просто мелькало там, дрожало горбатой спиной и смотрело прямо на меня одним глазом; второй был слеплен кровяной корочкой.
Я стрелял в него всякий раз, когда видел. В шею, в лапы, в голову, в грудь – всюду, куда только мог добраться. Я не знаю, сколько истратил патронов. Просто однажды утром поехал в оружейный и накупил их столько, что хватило бы на целую войну.
Точное время сейчас – ноль часов восемнадцать минут до полудня. Я сижу на диване, прямо напротив пустой дырки в стене, где когда-то было окно, и ружье греет мне пальцы. Я жду, пока ко мне придет мой ночной гость, чтобы угостить его сегодняшней порцией пуль.
Черт знает, сколько раз придется мне подстрелить его, чтобы оно погибло и перестало наведываться ко мне каждую ночь. Я даже не знаю, берут ли его обычные патроны, потому что это – монстр, а монстры – другое дело, не то, что призраки. Ведь я точно знаю, что мои отец с матерью и маленькая сестренка сейчас где угодно – только не рядом со мной, храни Господь их души.
И мою заодно.